В преддверии онлайн-курса «Мастерство сторителлинга» Аня Иванова взяла интервью у его автора и ведущего — журналиста, писателя, обладателя премии «Золотое перо России» Валерия Панюшкина. Планировали обсудить сторителлинг. Поговорили про секс, детей, синего рептилоида, «Ромео и Джульетту» и клипы Шнура. Про сторителлинг тоже поговорили. Обязательно читайте!
Про сторителлинг
Аня Иванова, WriteNow: Что такое сторителлинг? Твоя версия.
Валерий Панюшкин: Сторителлинг — это рассказывание историй. Последнее время, когда говорят «сторителлинг», часто имеют в виду какой-то сложный, многосоставный способ рассказывать истории — с видео, звуком, текстом, фотографиями, когда это все перемешано. На самом деле все это не имеет никакого значения. Средства, которыми ты рассказываешь историю, это просто те средства, которыми ты владеешь или которые прикольно использовать. Сторителлинг не про средства, а про повествование.
WN: Я видела, в комментариях к анонсу курса «Мастерство сторителлинга» были те, кому название не понравилось. Мол, это косноязычно, мы засоряем великий русский язык и так далее. У тебя самого слово «сторителлинг» не вызывает изжогу?
В.П.: Слово «сторителлинг» у меня изжогу не вызывает. Как писал Александр Сергеевич Пушкин: «Шишков, прости, не знаю, как перевести». «Панталоны», «фрак», «жилет» — все эти слова у современников Пушкина тоже вызывали возмущение. Вероятно, можно было называть фрак «фанцузским кафтаном», но непонятно зачем.
В теории сторителлинга есть понятие «плотность текста». Не надо тратить два слова там, где можно обойтись одним. Поэтому «рассказывание историй», на мой взгляд, ничем не лучше «сторителлинга».
Еще один важный момент. Сторителлинг — это некоторое профессиональное рассказывание историй, не байки в курилке и не анекдоты за столом. Фокус сторителлинга в том, что ты «насобачиваешься» рассказывать историю не тогда, когда она тебе случайно пришла в голову, а когда тебе это нужно. Это примерно как с порнографическими актерами. Мы все как-то более или менее умеем заниматься сексом. Кто лучше, кто хуже, но все, в целом, справляемся. А вот попробуй-ка сделать это по команде «Мотор!», на сцене или на глазах у съемочной группы. Вот тут нужен большой профессионализм (смеется).
Поэтому даже термин «рассказывание историй» нам не подходит. Надо было бы говорить «профессиональное рассказывание историй», а это уже совсем перебор. У нас есть одно удобное иностранное слово: «сторителлинг». Чтобы выразить его смысл, надо три. Почему бы не воспользоваться одним?
Фотография: Ольга Павлова
Про обучение сторителлингу
WN: Хорошо, о терминах договорились, давай к сути. Вот ты говоришь «нужен большой профессионализм». Откуда он берется? Как развить профессионализм в сторителлинге?
В.П.: Профессионализм в сторителлинге можно развить так же, как и во всем остальном — путем долгих тренировок. Сторителлинг — это не знание. Это навык. Я могу за минуту рассказать тебе, как управлять автомобилем: вот педаль тормоза, педаль газа и ручка переключения скоростей. Все. Ты знаешь, как управлять автомобилем. Но управление автомобилем, сторителлинг, секс и многое другое — это в первую очередь навык, который отрабатывается. Хорошо водит не тот, кто много знает, а тот, кто много ездит!
Поэтому я стараюсь на своих курсах давать практические упражнения. Знания можно взять много откуда. В интернете есть миллион книжек — по сценарному мастерству голливудскому, по тому, как пишутся сценарии в России, по тому, как пишутся рассказы, романы, заметки. Это все очень ценно, но это не дает навык. Навык приобретается тренировкой, желательно под руководством инструктора, который покажет, где ты делаешь ошибку. Чтобы тебе не пришлось сделать ее 592 раза, прежде чем ты догадаешься, что это ошибка.
Фотография: Ольга Павлова
Про истории и людей
WN: Отлично, значит, навык мы будем отрабатывать на курсе. А сейчас давай немножко наведем фокус: что в истории самое главное?
В.П.: Самое главное, чтобы история, которую ты рассказываешь, каким-то образом тебя формировала, вернее, переформировывала всякий раз заново. Люди рассказывают истории, чтобы напоминать себе: кто мы такие, зачем мы здесь, откуда мы пришли, чего мы здесь хотим. Человеческий мозг так устроен, что мы все время забываем ответы на эти вопросы. Это такой куличик из песка, который все время рассыпается, и главная потребность человека — его восстанавливать. Иначе ты перестаешь быть человеком.
В каком-то смысле, если ты не можешь рассказать историю о себе или об окружающих, ты не совсем человек, ты — непонятное существо, которое рыщет по соцсетям и выкрикивает бессмысленные оскорбления. Рассказывание историй превращает тебя в человека и придает тебе человеческие черты — от принадлежности к какому-то языку, нации, социальной группе до обладания чувствами.
WN: Слушай, ну вот вокруг меня множество людей искренне убеждены, что не способны ничего рассказать. Либо с ними ничего не происходит, либо они не могут подобрать слова. Я сама не считаю себя хорошим рассказчиком. Мы все «нелюди»?
В.П.: Многие люди считают, что не умеют рассказывать истории. Причины бывают разные. Во-первых, есть люди, которые правда не способны. Их очень мало, и я даже долго не верил, что они есть. Я не знаю, с чем это связано. Я, например, долго не мог поверить, что есть люди, неспособные отличить ямб от хорея (если им объяснили различия, конечно). Но потом увидел их собственными глазами. Такое случается — и с ямбом, и с историями. Отчаиваться им не надо. Учиться сторителлингу им тоже не надо. Есть много других прекрасных занятий и способов проявить себя.
Во-вторых, и это встречается намного чаще, есть люди, которые прекрасно рассказывают байки в курилке, а потом возвращаются за компьютер, садятся перед открытым файлом или белым листом бумаги и понимают, что ничего не могут рассказать. От этого у них очень падает самооценка. Вот это уже любопытный феномен.
Все, что человек пытается из себя выдавить, — это не история. Это попытка важничать, или соответствовать ожиданиям, или решать какую-то задачу, очень далекую от творчества. И вот в этот момент, в момент неспособности рассказать историю, ты действительно не совсем человек. Только что в курилке ты был человеком — рассказывал о себе, о своей собаке или своей теще. Ты мог формировать себя и мир вокруг себя из этих историй. А потом перед компьютером с тобой что-то случилось, что отняло у тебя эту естественную человеческую способность к рассказыванию историй. Чаще всего это происходит тогда, когда ты отказываешь себе в праве быть человеком и становишься функцией.
WN: Это очень сильная мысль. Вероятно, поэтому дети легко придумывают и рассказывают истории, а с возрастом мы все больше становимся функциями и эту способность теряем. Как думаешь?
В.П.: А вот нет. Принято думать, что дети умеют рассказывать истории. Говорят даже: «Чтобы рассказывать истории, нужно немножко впасть в детство». Но это не так. Как правило, дети плохо рассказывают истории. Дети путаются, сами не понимают, что произошло. Ты вот знаешь хоть одну хорошую историю, написанную ребенком? Или даже записанную со слов ребенка? Если бы все было так просто, мы бы просто записывали истории, придуманные детьми, и издавали бестселлеры.
Дети выглядят хорошими рассказчиками, потому что они очень стильные. Ребенок — крайне стильное существо. Просто представь: вот у него ручки, ножки, глазки, вихор какой-нибудь. А если он еще не выговаривает букву «л» или делает какие-нибудь смешные речевые ошибки… Что бы такой ребенок ни рассказывал, его будут слушать и плакать от умиления. Но это получается не благодаря истории, а благодаря его природному стилю, обаянию.
Фотография: Ольга Павлова
Про вдохновение
WN: Уговорил, в детство впадать не нужно. Что тогда нужно сделать, чтобы история полилась? Как найти вдохновение?
В.П.: Вдохновение — выдумка романтических поэтов. Вдохновение очень сильно переоценено.
Чтобы история полилась, нужно сделать то же самое, что нужно сделать, чтобы вода полилась — нужно наклонить кувшин. И тогда вода польется. Чтобы история полилась, нужно наклонить смысл, наклонить событие. Надо вывести их из равновесия.
Что нужно сделать, чтобы история полилась? Мастерство сторителлинга с Валерием Панюшкиным
Если у тебя в основе истории пейзаж, в котором девочка собирает цветы, ничего про это написать нельзя. Никакая история не польется. Даже если это твоя любимая девочка, даже если она собирает прекрасные цветы, даже если она собирает цветы из «Красной книги». Но как только на полянке, где девочка собирает цветы, появляется синий рептилоид, история начинает двигаться. Ты выводишь ее из равновесия. И теперь уже только успевай записывать. Потому что синий рептилоид бегает очень быстро, а девочка орет очень громко (смеется).
Фотография: Ольга Павлова
Про истории, которые сотворяют мир
WN: Какая история произвела на тебя самое большое впечатление за последнее время?
В.П.: За последнее время? (Надолго задумывается). Не знаю. «Ромео и Джульетта».
«Ромео + Джульетта» (1996)
Я очень люблю такие истории. Почему «Ромео и Джульетта» прекрасная история? Потому что до «Ромео и Джульетты» в европейской культуре не существовало любви. Была возвышенная, восторженная любовь трубадуров и вагантов к прекрасной даме. Дама, бедняжка, была заперта в замке, муж ее уехал на какую-нибудь войну, а трубадур стоял под стенами замка и пел свою альбу, что вот опять восходит солнце, а я опять не спал всю ночь, мечтаю о прекрасной даме, которую я не увижу никогда. И вот это называлось любовью.
И только после «Ромео и Джульетты» у нас в культуре наконец-то появилась любовь в том виде, в каком мы сейчас ее понимаем. «Ромео и Джульетта» — это классический и, возможно, наиболее яркий случай, когда рассказанная история сотворяет мир. Она описывает в мире некоторый феномен, и с этого момента феномен начинает существовать.
Никакого «маленького человека» до Акакия Акакиевича Башмачкина не было. Гоголь придумывает Акакая Акакиевича Башмачкина, и акакии акакиевичи заселяют собой страну, понимают себя, начинают осознавать себя как маленького человека, который, тем не менее, имеет какое-то право. Вот это, конечно, потрясающая вещь в хорошей истории.
WN: В наше время реально придумать историю, которая сотворяет мир? Или все уже придумано до нас?
В.П.: В наше время, конечно, реально придумать историю, которая создает мир заново. И такие истории время от времени появляются. Это, правда, довольно странный и довольно неуютный мир.
Например, такие истории придумывает Шнуров, или кто там пишет ему сюжеты для роликов. Вот история «В Питере пить» создала город, который на долгое время пропал. Питер ведь много лет был какой-то вялой фигней, вроде как культурная столица России, а еще оттуда Путин и все его близкие друзья. И вдруг после клипа «В Питере пить» Питер снова стал интересным, опасным, таким совершенно отвязным, но при этом интеллигентным, умным городом. Поезжайте в Питер, выйдите на улицу Рубинштейна, и вы увидите город, который возник в последнее время.
«В Питере — пить». Сергей Шнуров и группа «Ленинград»
Вот тут мы можем думать, что было раньше — курица или яйцо, Шнуров или город. Это город так сложился, а Шнуров удачно его описал, или это Шнуров описал город, который потом так удачно сложился. Я как рассказчик историй предпочитаю думать, что Бог есть. Что сначала рассказывается история, а потом она начинает воплощаться в жизнь. Что этот город появился, потому что Шнуров таким его увидел и так про него рассказал.
Про авторов историй
WN: Дай один совет автору, который готовится написать свою первую историю.
В.П.: Один совет автору, который хочет написать первую историю, следующий: чтобы написать историю, надо писать. Не рассказывать девушке в кафе, как ты пишешь историю. Не писать в соцсетях, что вот я задумал написать историю. Надо уже сесть и уже писать эту историю. Уже второе слово писать надо. Уже третье. Уже первую фразу закончить надо. Просто сесть и писать. Видео уже снимать и уже монтировать. Звук уже записывать. Без этого история рассказана быть не может.
Вот эта бесконечная подготовка — то, чем люди замещают себе рассказывание историй. Прекращайте готовиться. Уже пробуйте, уже делайте.
“Один совет автору, который готовится написать историю”. Мастерство сторителлинга с Валерием Панюшкиным